Этот проект сделан в попытке обозначить и ухватить те зазоры, которые непременно вырастают на теле любой идеологии. Все пространство экспозиции целиком представляет собой некий вход в идеологическое поле российской современной государственности, и уже внутри этого поля, обозначенного тремя сплошными тематическими цветовыми пятнами, разворачиваются и проявляются моменты нестыковки и очерчивается сам модус их существования. 

Каждая идеология очевидным образом конструирует себя в языке, создает дискурсивные зоны, в границах которых работает идеологизированный язык, обладающий при этом рядом характерных черт. Язык замкнут, зациклен сам на себе — таково его свойство в широком смысле, впереди существования каких-либо дискурсов; так зациклен флаг на стене, который окружают одиннадцать глаголов-исключений русского языка, в этих глаголах — гнать, держать, смотреть, дышать, ненавидеть и т.п. — как будто приоткрывается выкристаллизовавшаяся через эти самые глаголы суть самой России, что-то всегда держащей, что-то ненавидящей, обидчивой и претерпевающей испокон. В смысловой пафос круга входят еще одни, не столь заметные элементы — зазоры между словами, лакуны среди означающих, обещающие чаемый дискурсивный разрыв. 

Пластически тему разрыва подхватывают объекты на противоположной стене; одиннадцать коллажей с порванной белой бумагой как визуальное обозначение пауз и зазоров, какие кроются в сероватых прожилках бумажных кусочков среди «божественного мрака» белого листа, нескончаемого, но трескающегося. Модус божественного, иномирного, метафизического языкого действия проявляется в двух других объектах: латунном литье фрагмента работы Джотто «Поцелуй Иуды» (здесь эта повисшая пауза в еще не осуществленном поцелуе, не совершенном предательстве, а значит — не произошедшем еще, замороженном акте говорения и действия, эта пауза проявлена красным, акцентирующем внимание пятном), а также в массивном деревянном кресте, недвусмысленно указывающем на тот крест языка, который несем мы все. 

В целом, проект совершает попытку не столько приоткрыть многослойную драматургию обозначаемого дискурсивного поля, сколько указать на непреходящий драматизм самой ситуации: в стремлении описать язык мы неизбежно остаемся внутри самого языка, крутясь в замкнутой цепи означающих и зазоров, производя многочисленные дискурсивные полипы и взыскуя выхода, в конечном итоге смотрим на себя из себя же.